Книга Хозяин тишины  - Влада Ольховская

— Брось ты, Ави, прими аспирин и возвращайся, ты много интересного пропустишь!

Я догадывалась, что тут будет дальше, и хотела это пропустить. Но от Никиты я попыталась отшутиться:

— Знаю, но в моем образовании вообще много пробелов!

— Ты что, ляжешь спать в детское время?

— Кто-то же должен, раз детей тут нет.

— Ладно, — разочарованно протянул Никита. — Пусть будет по-твоему, отсыпайся. Не последняя все-таки вечеринка, и на следующей я тебя не отпущу!

— Посмотрим.

Он проводил меня до дверей и вернулся к работе. Я же поднялась в свою спальню, но музыка и фейерверки не давали мне заснуть до самого утра.

* * *

Не следовало мне сегодня приходить, ну вот никак не следовало. Для этого было море причин, а чтобы прийти — ни одной.

После предыдущей бессонной ночи мне нужно было отоспаться, а не тащиться в сад. Утром я обнаружила, что почти все гости разъехались, а Тамара Черевина все еще в доме — и завтракала она с Гедеоновым. Я не знала, когда она уехала и уехала ли вообще. Вот, достойные такие причины после вечернего обхода дома идти прямиком к себе!

Но вместо этого я стояла на дорожке, окруженной золотыми огнями. Одна, между прочим. Обычно в такое время Гедеонов опережал меня, когда я приходила, он уже был здесь, но не сегодня. Да оно и понятно, наверняка у него есть дела поважнее да поприятнее!

Я чувствовала себя глупо, и мне было нехорошо из-за того, что днем я поссорилась с Никитой. А я даже не могла сказать, из-за чего! Он объявил мне, что я дерганая и мне нужно угомониться. Но я не замечала этого…

В общем, почувствовав себя совсем уж никчемной, я все-таки направилась обратно к дому — и уже на крыльце чуть не столкнулась с Гедеоновым.

— Как, вы уже обратно, Августа Стефановна? — удивился он. — Так рано?

— Сейчас не рано.

Он обращался ко мне, как обычно, будто ничего и не случилось… Стоп, а что случилось? Куда меня вообще несет? Гедеонов не оскорбил меня, не нарушил никакого обещания, не опоздал на встречу, ведь мы ни о чем не договаривались.

Это я вбила себя в голову что-то непонятное. Он же относился ко мне так, как всегда, как и должен был. Я была для него не доверенной подругой, а одной из его служащих, ставшей неплохим инструментом для такого необычного познания мира, как эти прогулки. Прозвище, которое он мне дал, лишь подчеркивало, что я забавляю его, и неизменно пафосное обращение ко мне было частью забавы.

Для Гедеонова я была чем-то вроде винтажного заводного соловья. Забавная штучка, которая хлопает крылышками и мелодично пиликает одну и ту же песенку. Но, серьезно, кто в здравом уме будет часами смотреть на этого соловья? Потом старомодная игрушка надоедает, и человек двадцать первого века снова берет планшет.

— Если я попрошу вас сегодня посмотреть на сад за меня, вы найдете в себе силы или это будет слишком большой наглостью?

— Когда это вас останавливала слишком большая наглость? — вздохнула я. — Просите.

Я и правда собиралась согласиться, потому что видела в этом нечто вроде урока для себя. Мне нужно было запомнить свое место, найти в себе больше цинизма, а не придумывать непонятно что. Если я не научусь это делать, мою жизнь снова сломают, и похуже, чем раньше, это уж наверняка!

Но бросаться ему на шею и делать вид, что я в восторге от его общества, я не хотела. У него для этого, как показал вчерашний вечер, есть специально обученные люди!

— Вот как? — еле заметно усмехнулся Гедеонов. — Хорошо, прошу.

— Тогда пойдемте.

Во время наших прогулок маршрут всегда выбирал он. Гедеонов прекрасно знал свой сад, не хуже, чем дом. Наверное, сейчас ему было любопытно изучать новые детали своих владений через мои глаза.

Сегодня мы направились к розарию, и это был удачный выбор. В такой теплый вечер воздух был неподвижен, и его наполняли ароматы, похожие и вместе с тем разные, утонченные и нежные, как кружево. Мы входили в облако запахов, как в туман, оно сейчас было повсюду, и рядом с ним я почувствовала себя спокойней.

— Августа Стефановна, вы знаете, какую роль цветы играли в Викторианской эпохе?

Ого, это было что-то новенькое! Я ожидала, что сейчас он поторопит меня с моим рассказом об окружающем мире, о другом мы и не говорили.

— Знаю, — отозвалась я. — Их использовали для тайных посланий.

Я не пыталась впечатлить его, я действительно знала — любой человек, хоть немного увлеченный флористикой, об этом слышит. Ну, или мне так казалось.

Викторианская эпоха была по-своему красивым временем, но уж точно не свободным, особенно в чувствах. Любили, кого положено, постоянно оглядывались на небо и церковь. За одно признание могли сами себе по губам надавать — не положено, что вы! Боялись искренности, боялись смущения, прямо как дети.

Но при этом чувствовали не меньше, чем сейчас. Время меняется, люди — нет, по крайней мере, не в самом главном. Настоящие чувства горят, и плевать им, чего там придумало общество на очередном витке своего существования.

Вот и появился язык цветов. У каждого цветка было свое значение, существовали даже целые словари, потому что этот тайный язык становился распространенным и полноценным. Строгие мамушки и нянюшки продолжали следить, а молодежь прямо у них под носом передавала друг другу букетики или книги с засушенными между страниц соцветиями.

Впрочем, дальше этого факта мои знания не шли. Я понятия не имела, какой цветок что означал, и когда Гедеонов спросил об этом, я ответила:

— Не представляю.

Мне казалось, что на этом разговор исчерпан. Но Гедеонов, видимо, сегодня был в особенно болтливом настроении, он не желал оставлять меня в покое.

— Тогда попытайтесь угадать.

— Вы серьезно?

— Вполне, — кивнул он. — Мы сейчас среди роз, я чувствую их запах. А в Англии розы всегда играли особую роль, и уж в тайной переписке их использовали по полной.

— Но я, прямо скажем, не англичанка из Викторианской эпохи!

— Так попытайтесь угадать. Как, по-вашему, придумывался язык цветов? По ассоциациям, чувствам, которые пробуждал тот или иной цветок.

— Я в чувствах не сильна, — буркнула я.

— Но вы понимаете цветы — у меня в спальне стоит лучшее доказательство этого. Попробуйте. Что вы видите перед собой прямо сейчас? Какую розу?

Похоже, он нашел новый способ играть со своим заводным соловьем. Творческий мальчик, нечего сказать!

Хотелось его вежливо послать, но слова не придумывались, и пришлось подыгрывать.

Мы как раз стояли перед роскошным, разросшимся во все стороны кустом роз. Садовник намеренно не трогал такие, и я была благодарна ему за это: они избавляли розарий от чувства лишней приглаженности, создавали настроение природы в ее самом совершенном, первозданном виде.